Источник: "Коммерсант"
К новому учебному
году министр по образованию и науке Андрей Фурсенко пообещал
обнародовать стратегию развития отрасли. У сторонников и противников
экспериментов, которые проводил его предшественник Владимир Филиппов (за четыре
года на них было истрачено около 8 млрд руб.), остается не так много времени,
чтобы убедить нового министра в своей правоте.
Впрочем, об исходе
этой дискуссии говорит судьба самого Владимира Филиппова, не сумевшего сохранить
за собой даже место в новом министерстве. Форпостом реформы образования, начатой
Владимиром Филипповым, несмотря на все ее многообразие, остается единый
госэкзамен (ЕГЭ).
Технологию
централизованного тестирования (школьники сдают экзамен одновременно по всей
стране) Минобразования фактически скопировало с западных образовательных моделей
(в большей степени - с британской): ЕГЭ отменяет двойную систему проверки знаний
школьников - он вводится вместо школьных выпускных и вступительных экзаменов в
вузы.
От оценки
результатов экзамена отстраняются как школьные, так и вузовские преподаватели
(проверку работ осуществляют компьютер и федеральная экспертная комиссия). О
зачислении в тот или иной вуз выпускники узнают из интернета, куда Федеральный
центр тестирования обязан помещать данные о набранных баллах. За четыре года
эксперимента в него было вовлечено больше двух третей российских регионов. На
проведение ЕГЭ ежегодно выделялось из бюджета до 1 млрд руб. Всероссийский ЕГЭ
должен был стартовать в 2006 году, и весь последний год о госэкзамене говорили
как о деле решенном.
Такое наследство
досталось новому министру по образованию и науке Андрею Фурсенко, получившему
этот пост в марте нынешнего года. С момента вступления в должность господин
Фурсенко, отвечая на вопрос, намерен ли он продолжать реформу, выступил с
несколькими противоположными по смыслу заявлениями по поводу ЕГЭ: в первый день
работы он заявил , что "не очень любит тесты" (обнадежив таким образом
противников ЕГЭ), но уже через две недели сообщил, что у ЕГЭ есть перспектива,
хотя экзамен и требует качественной переработки.
Не указав масштаба
грядущих перемен, министр окончательно запутал как сторонников ЕГЭ, так и его
противников, пообещав, впрочем, что стратегию развития образования обнародует
уже к началу учебного года. "Я буду сидеть, слушать и обобщать" - так господин
Фурсенко описал свои планы на ближайшие месяцы. На господина Фурсенко, не
успевшего еще обзавестись собственной позицией по вопросу реформирования отрасли
(у профессиональных педагогов на освоение идеи ЕГЭ как раз и ушло четыре года),
постараются повлиять два оппозиционных лагеря, которые возникли в ректорской
среде (именно ректорское сообщество особенно остро восприняло отстранение от
контроля за ходом экзаменов).
Главным сторонником
новых правил до сих пор выступал Ярослав Кузьминов, ректор Высшей школы
экономики (ВШЭ), все четыре года, пока реформа проходила в экспериментальном
режиме, принимавшей выпускников с сертификатами госэкзамена (высокий проходной
балл позволял вузу в отсутствие конкуренции со стороны коллег "снимать сливки с
регионов").
Именно господину
Кузьминову приписывается авторство реформы, и все время, пока господин Филиппов
руководил ведомством, ректору ВШЭ в кулуарах прочили место в правительстве после
смены кабинета. Так же настойчиво, но только против введения госэкзамена,
выступал ректор МГУ Виктор Садовничий, заявлявший, что университет не отступится
от традиционных правил приема, направленных на выявление одаренных детей.
Господин Садовничий заручился поддержкой руководителя столичного департамента
образования Любови Кезиной, которая едва не выступила с официальным бойкотом ЕГЭ.
Впрочем, господину Филиппову удалось сгладить конфликт и договориться с Москвой
на ЕГЭ "по столичным правилам".
Согласно этим
правилам, единственным вузом, за которым сохранялось право не признавать ЕГЭ,
оказывался МГУ. Столкновение "реформатора" и "традиционалиста" (господин
Кузьминов ратует за приближение к западным стандартам, которое позволит России
выйти на мировой образовательный рынок с его доходами, в то время как господин
Садовничий отстаивает "уникальную фундаментальность" отечественного образования,
которая выгодно отличает его от западной школы, "растерявшей научный
потенциал"), по сути, уже давно превратилось в политическое противостояние, в
котором победитель получает право формировать образовательную стратегию
государства, "заказывать моду" на образовательные технологии.
Как и подобает
любой подобной схватке, ее участники осыпают друг друга небезосновательными
упреками: господину Садовничему вменяют в вину нежелание открыть доступ в
университет всем абитуриентам страны, независимо от того, были ли они
подготовлены "специально для МГУ". А оппоненты господина Кузьминова настаивают
на том, что ЕГЭ, который активно продвигает ректор ВШЭ, "оболванивает
школьников", сводя учебный процесс к натаскиванию на сдачу тестов.
Впрочем, пока
министр не вынес окончательного вердикта, у лоббистов еще остается время для
доказательств своей правоты. При этом противники ЕГЭ имеют существенное
преимущество: Владимир Филиппов, четыре года пропагандировавший реформу и,
казалось, сумевший убедить в ее эффективности правительство и президента, со
сменой кабинета министров не получил даже поста заместителя главы ведомства (ему
предложили стать помощником премьера, но новый пост вовсе не гарантирует
возможность влияния на ход реформы).
А господин Фурсенко
может не отважиться на то, чтобы продолжать реформу "по Филиппову", зная, что
его предшественник-реформатор после всех трудов получил почетную отставку.